Позабытые стынут колодцы, Выцвел вереск на мили окрест, И смотрю я, как катится солнце По холодному склону небес, Теряя остатки тепла.
Цвета ночи гранитные склоны, Цвета крови сухая земля, И янтарные очи дракона Отражает кусок хрусталя - Я сторожу этот клад.
Проклинаю заклятое злато, За предательский отблеск тепла, Вспоминаю о той, что когда-то, Что когда-то крылатой была - Она давно умерла.
А за горами, за морями, далеко, Где люди не видят, и боги не верят. Там тот последний в моем племени легко Расправит крылья - железные перья, И чешуею нарисованный узор Разгонит ненастье воплощением страсти, Взмывая в облака судьбе наперекор, Безмерно опасен, безумно прекрасен. И это лучшее не свете колдовство, Ликует солнце на лезвии гребня, И это все, и больше нету ничего - Есть только небо, вечное небо.
А герои пируют под сенью Королевских дубовых палат, Похваляясь за чашею хмельной, Что добудут таинственный клад, И не поздней Рождества-
Налей еще вина, мой венценосный брат, Смотри - восходит полная луна; В бокале плещет влага хмельного серебра, Один глоток - и нам пора Умчаться в вихре по Дороге Сна...
По Дороге Сна - пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью, Кровью - алый цвет на конце клинка. Это для тебя и для меня - два клинка для тех, что стали Призраками ветра на века.
Так выпьем же еще - есть время до утра, А впереди дорога так длинна; Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра, И ветер свеж, и ночь темна, И нами выбран путь - Дорога Сна...
По Дороге Сна - тихий звон подков, лег плащом туман на плечи, Стал короной иней на челе. Острием дождя, тенью облаков - стали мы с тобою легче, Чем перо у сокола в крыле.
Так выпьем же еще, мой молодой король, Лихая доля нам отведена; Не счастье, не любовь, не жалость и не боль - Одна луна, метель одна, И вьется впереди Дорога Сна...
По Дороге Сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы, Что нам до того, как живет земля? Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву, А я не найду себе короля.
И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда, Прошу тебя - налей еще вина; Смотри - на дне мерцает прощальная звезда; Я осушу бокал до дна... И с легким сердцем - по Дороге Сна...
Одинокая птица над полем кружит, Догоревшее солнце уходит с небес. Если шкура сера и клыки что ножи, Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока, А не крови, бегущей из порванных жил. Если вздыблена шерсть, если страшен оскал, Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул, Забывая, каков над землей небосвод. Там я собственной крови с избытком хлебнул До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал, Но к ярму привыкать не хотел и не мог. И ошейника нет, чтобы я не сломал, И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца И следов, что навеки ушли в темноту. И еще не бывает, чтоб я стервеца Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка И стрелы с тетивы за четыре шага. Я боюсь одного - умереть до прыжка, Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонек, Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке... Я бы спрятал клыки и улегся у ног. Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег - Просто так, за любовь - улыбнувшихся мне.. ... Но не ждут, и по-прежнему путь одинок, И охота завыть, вскинув морду к луне.
Утратив в неволе надежду на солнечный свет, Душа замирает, и сердце смолкает в груди. И кто-то шепнет: "Все равно избавления нет..." Кто сломленным умер в темнице - ты их не суди.
И тех не суди, кто, не вынеся груза цепей, Спастись не умея и тщась досадить палачам, Все счеты покончил в один из безрадостных дней... Не лучше ли сразу конец - и себе, и цепям?
Не смей укорять их за то, что они не смогли С таким совладать, что не снилось тебе самому. На собственной шкуре попробуй сперва кандалы- А впрочем, не стану такого желать никому.
Я знал и иных - кто оковы едва замечал, Строку за строкой составляя в рудничной пыли Трактат о любви и о битве вселенских начал... Те люди - что солнца: они и во мраке светлы.
Я был не таков. Я был зол и отчаянно горд. Я знал, для чего меня Боги от смерти хранят. Сперва отомстить за измену, за лютый разор - Тогда только пращуры примут с почетом меня.
Я смертью за смерть расплатился и кровью за кровь. За всех, кто до срока ушел в беспредельную тьму. За всех, превращенных в клубки из когтей и клыков... Такого я тоже не стану желать никому.
Неслышные тени придут к твоему изголовью И станут решать, наделенные правом суда: Кого на широкой земле ты подаришь любовью? Какая над этой любовью родится звезда?
А ты, убаюкана тихим дыханием ночи, По-детски легко улыбнешься хорошему сну, Не зная, не ведая, что там тебе напророчат Пришедшие властно судить молодую весну.
И так беззащитно-доверчива будет улыбка, А сон - так хорош, что никто не посмеет мешать, И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.
А с чистого неба льет месяц свой свет серебристый, Снопы, и охапки, и полные горсти лучей, Черемуха клонит душистые пышные кисти, И звонко хохочет младенец - прозрачный ручей.
И что-то овеет от века бесстрастные лица, И в мягком сиянии чуда расступится тьма, И самая мудрая скажет: "Идемте, сестрицы. Пускай выбирает сама и решает сама".
Покуда живешь, поневоле в бессмертие веришь. А жизнь оборвется - и мир не заметит, потери. Не вздрогнет луна, не осыпятся звезды с небес... Единый листок упадет, но останется лес.
В младенчестве сам себе кажешься пупом вселенной, Венцом и зерцалом, вершиной людских поколений, Единственным "Я", для которого мир сотворен: Случится исчезнуть - тотчас же исчезнет и он. Но вот впереди распахнутся последние двери, Погаснет сознанье - и мир не заметит потери.
Ты ревностью бредишь, ты шепчешь заветное имя, На свадьбе чужой веселишься с гостями чужими, Ты занят делами, ты грезишь о чем-то желанном, О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто о данном, Как будто вся вечность лежит у тебя впереди... А сердце вдруг - раз! - и споткнулось в груди.
Кому-то за звездами, там, за последним пределом, Мгновения жизни твоей исчислять надоело, И все, под ногой пустота, и окончен разбег, И нет человека, - а точно ли был человек? И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда, Одно Поражение стерло былые победы. Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил! А крылья сломались - и мир не заметил потери.
Идем в поводу мимолетных желаний, Как дети, что ищут забавы, Последствия нынешних наших деяний Не пробуем даже представить. А после рыдаем в жестокой печали: "Судьба! Что ж ты сделала с нами!.." Забыв в ослепленье, как ей помогали Своими, своими руками.
За всякое дело придется ответить, Неправду не спрячешь в потемках: Сегодняшний грех через десять столетий Пребольно ударит потомка. А значит, не траться, на гневные речи, Впустую торгуясь с Богами, Коль сам посадил себе лихо на плечи Своими, своими руками.
Не жди от судьбы милосердных подачек И не удивляйся подвохам, Не жди, что от жалости кто-то заплачет, Дерись до последнего вздоха! И, может, твой внук, от далекого деда Сокрыт, отгорожен веками, Сумеет добиться хоть малой победы Своими, своими руками.
Было время когда-то. Гремело, цвело... и прошло. И державам, и людям пора наступает исчезнуть. К непроглядной трясине лежит потонувшее Зло И герой, что ценой своей жизни увлек его в бездну.
Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет И болото, и память покрыла забвения тина. Только кажется людям, что Зло еще рвется на свет: До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина.
До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой: Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира, До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.
Я всякое видел и думал, что знаю, как жить. Но мне объяснили: не тем я молился Богам. Я должен был жизнь на добро и любовь положить, А я предпочел разменять на отмщенье врагам.
Воздастся врагам, мне сказали. Не ты, так другой Над ними свершит приговор справедливой судьбы. А ты бы кому-то помог распроститься с тоской, Надежду узреть и о горе навеки забыть.
Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал. Ты только сражаться науку одну превзошел. Когда воцарится на этой земле Доброта, Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол.
Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.
Я буду смотреть издалека на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных черной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасенные мной.
Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье Могучий и грозный, украшенный мудростью Бог. "Иди, - он сказал, - и убей Сигомала в сраженье. Давно ожидает его мой небесный чертог!"
Свела их назавтра друг с другом судьба боевая, И видит Комгал, что достойней соперника нет; Людей, Сигомалу подобных, немного бывает: В одном поколенье второй не родится на свет.
Рубились герои... Комгал, поскользнувшись, на землю Коленом припал... Вот сейчас голова полетит! Сказал Сигомал: "Я победы такой не приемлю!" И подал ему, наклонившись, оброненный щит.
И надо б разить, исполняя небесную волю!.. Но в самый решительный миг задрожала рука: Комгал поклонился герою средь бранного поля И прочь отступил, покорен благородством врага.
Бог Воинов грозный явился ничтожному Догу И тоже убить Сигомала ему повелел: "Хоть раз прояви, малодушный, мужскую отвагу! Давно ожидает его мой надзвездный предел!"
Не смея ослушаться, Дог устремился в дорогу И выследил воина - тот был с любимой вдвоем. И пал Сигомал на ступени родного порога, Рукою трусливой сражен, вероломным копьем.
Что ж дальше? А вот что. В небесном чертоге пируют Комгал с Сигомалом, и пенистый мед не горчит. А трус и предатель - досталась награда холую! - Скорбит за оградой, в сырой и холодной ночи...
